ЯНТАРНЫЕ СУМЕРКИ

– Но я - то – действительно настоящий! – Вы знаете, все так говорят… Если посреди пьесы вдруг неожиданно исчезнет главный герой (умчался он куда-то по своим геройским делам, в очередной раз зайдя за кулисы), то окружавший его не совсем настоящий мир не исчезнет в одночасье. Останутся произнесенные слова. И еще непроизнесенные тоже. Останется дух происходившего действа, настроение зрителей, музыка, звучавшая в первом акте и слегка растерянный дирижер, выглядывающий из оркестровой ямы. Останется желание продолжить замечательное повествование. Останется, наконец, актерское окружение, которое терпеливо будет ожидать возвращения главного героя. Если он – действительно герой.

           

– Вам сюда, госпожа. Позвольте мне сопровождать Вас из этого не в меру шумного обеденного зала. Я покажу, где у нас можно остановиться на ночь. Сумерки, как известно, скоро заканчиваются, посетителей в такое время все меньше и меньше, а все равно шумно. Вот в этом коридоре Вы выберете, куда Вам угодно будет отправиться.

Слева у нас – комнаты на первом этаже. Это весьма удобно и здесь предпочитает останавливаться большинство постояльцев. Близко к гостиной и легко позвать прислугу, просто крикнув из двери покоев. Окна во двор. Да, уверяю Вас, света предостаточно. И если Вы кого-то ожидаете, то можно видеть всех, въезжающих в дворовые ворота. Равно как и выезжающих. Да. Конечно, столь важную даму, как Вы, не интересуют подробности такого рода. Простите.

Зато, если Вам больше по душе вид на песчаные дюны и караванную тропу в рассветных лучах, извольте повернуть направо. В конце коридора – лестница в башню. Нет, она не слишком высока, уверяю Вас. И там всего четыре комнаты. К сожалению, мало кто изъявляет желание останавливаться именно там. А ведь в башне роскошные витражи в высоких окнах и обстановка, такая, знаете… Хозяин почти все, стоящее внимания, из старого замка перетащил в те самые комнаты. Еще со времен, когда он только вселился сюда, и таверна еще не была отстроена в нынешнем, таком привычном для всех виде. А были на ее месте заброшенные неоконченные постройки и остатки какого-то замка. Так вот, вещицы, скажу Вам, весьма любопытные. Одни часы чего стоят. Непременно хочу их Вам показать. Даже если Вы не захотите там остаться. Чудо, а не часы. Один наш постоялец селится исключительно в комнате с этими часами. Привередливый старикан. Строгий, неразговорчивый и странный. По его настоянию мне раз в неделю приходится заводить их, даже если комнату никто не занимает. Всегда. Представляете, какая блажь? Вообразить только! Заводить, чтобы они в одиночестве бумкали своими утробными колоколами каждый час без перерывов и остановок.

Что за старик, Вы спрашиваете? Имени его я не знаю, да, пожалуй, и не представляется он никому. Приходит всегда с одной стороны – от рассвета, уходит в другую – на закат. На вид – странствующий монах или чародей. Уж я-то на своем веку монахов столько всяких повидал… Только не монах он никакой. Это с первого взгляда одежда на нем – обычный серый балахон с капюшоном, ну, Вы знаете. А вот если вблизи смотреть, когда он неподвижно стоит – не ткань это вовсе. А будто бы песок. Плотный, сероватый, колышется слегка, вроде пересыпают его.

Конечно, Вы улыбаетесь. Конечно. А я Вам больше скажу: я точно знаю, что это за старик постояльцем у нас поселяется. Вот если бы Вы видели то, что и я, когда старику часы завел, Вы бы не улыбались сейчас, а верили бы больше моим словам. Сквозь пальцы-то у него стрелки часовые видны были. Когда он их поворачивал, чтобы правильное время установить. Вернее, это я решил вначале, что только стрелки. А потом пристальнее глядеть стал и разглядел, что вообще весь циферблат видать. Когда он руки к часам подносит, они у него словно в поток какой-то превращаются. Струится что-то из рукавов, по очертаниям – в точности кисти рук, а из чего состоит – непонятно: течет что-то быстрое. А отнимет от часов – обыкновенные ладони: старческие и тонкие.

Так вот, глядел я на него и понял вдруг однажды, кто таков наш постоялец. Время это гостит у нас. Само время. Господин Крыс говорит, что издавна этот старик бывал в таверне с поразительной регулярностью – раз в триста с чем-то дней. А потом что-то разладилось, видать. И теперь никто не может сказать заранее, когда именно он появится.

Что Вы сказали? Если он – само время, то не может быть непостоянным и необязательным? Так ведь и я в том же уверен! Значит, со всем нашим миром сейчас что-то не так. Просто не оказывается он вовремя на пути у этого неугомонного старика, который движется абсолютно четко. Вот нам и кажется, что старик то посещает нас, то бродит где-то по другим местам. Да. Это я сам додумался. Вы очень любезны. Я не стою такой щедрой похвалы. Я ведь не всегда был прислужником. Точнее, не всегда прислужником в тавернах. Где еще? Большей частью в монастырях разных: от боевых на безлюдном севере, до береговых, стоящих у самого океана, где послушники поклоняются драгоценным металлам. Хотя, не только в монастырях. Вот даже с фрименами путешествовал одно время. До таких удаленных земель доходил с ними… Простите, заболтался. Не желаете подняться в башню? Что ж, в другой раз, так в другой раз. Как Вам угодно. Изволите вернуться в обеденную залу или … А? Хотите получше разглядеть наши картины на стене коридора? К Вашим услугам, госпожа. Здесь у нас есть на что посмотреть. Это точно. Их не много, но они попали сюда с разных концов света и оттого очень непохожи одна на другую. Желаете услышать короткую историю о любой из них? Обо всех? С удовольствием. Э-э… я хотел сказать, к Вашим услугам.

Что ж, с начала. Извольте пройти немного. К самой первой. Немногие из наших посетителей согласны слушать мою болтовню, а тут Вы э-э… даже сами просите меня рассказывать. Почитаю за честь, за великую честь, госпожа. Не очень-то меня балуют вниманием слушатели. Я уж постараюсь. Все расскажу, что мне довелось узнать о нашей маленькой галерее.

Вот, к примеру, никто, кроме, пожалуй, самого господина Крыса, собравшего и развесившего здесь эти картины, не знает и не догадывается, что очередность их не случайна. Это путь сквозь миры. Реальный ли, выдуманный – не знаю. А куда ведет, попытаюсь объяснить. Для каждого из живущих людей есть где-то только один мир, где его проявленные способности и скрытые таланты расцветают со всей природной силой, будучи полностью востребованы и с благодарностью и восторгом оценены окружающими. Для каждого человека этот вожделенный мир свой, и каждый хотел бы туда попасть. Как осуществить это желание, я Вам не смогу ответить. Но очень может быть, что двигаясь к этой заветной цели, путешественник увидит немало интересного и заслуживающего внимания. Иначе говоря, эти картины – иллюстрации, сделанные кем-то во время такого длинного путешествия, ведущего к единственной заветной цели. Да. Вот именно. Кем-то или для кого-то. Благодарю Вас.

Так вот, собственно, о самих картинах. По порядку. Здесь у нас океан. Вы видели когда-нибудь настоящий живой океан? Бесконечную стихию, которой можно коснуться, попробовать на ощупь рукой, или даже больше – окунуться в нее с головой. Это как наша родная пустыня за окном, которая спала долгие века и вдруг проснулась, ожила, стала дышать. И захотела очень тихо, размеренным шепотом прибоя поведать Вам свою бесконечную историю. И океан не торопится сделать это – ведь впереди у вас целая вечность. По крайней мере, сам он в этом уверен. Величие и самоуверенность этого неспешного водного великолепия сродни следующему полотну. Прошу пройти чуть дальше.

Но здесь, как Вы понимаете, полнейшее безмолвие. Даже еле различимому шепоту неоткуда появиться. Снег, прозрачные солнечные лучи и высота. Эта картина замечательна тем, что, как бы сильно мне ни хотелось что-то о ней рассказывать, а Вам – слушать ее историю, никакие слова ей попросту не подходят. Как только пытаешься что-нибудь о ней сказать, все произнесенное становится маленьким, незначительным, незаметным, падает к подножию этих пиков и густо затягивается туманом. Говорить попросту бессмысленно. Поэтому я помолчу до следующей картины, а если Вам все же нужны слова, подберите их сами. Такие, символ которых – сдвоенный горный пик, на который Вы сейчас смотрите. Это будут замечательные слова, их вовсе незачем слышать от меня, гораздо приятнее произнести их про себя. А я буду ожидать Вас у следующей картины.

Что, слишком контрастно? Чересчур много роящейся жизни? Да, скажу я Вам. И какой жизни – здесь просто ею все кишит. Именно. Именно болото. Но, я вижу, картина Вам не по нутру. И, честно говоря, мало кто от нее в восторге. Хотя мастерство есть мастерство, а художник есть художник. И то, что изображено перед Вами – это шедевр, иначе бы он не вызывал у многих столь сильные эмоции. Здесь дело в изобилии деталей: каждое растение неимоверно живо и агрессивно, перед Вами в один миг спрессованы одновременно смерти и рождения… Извольте, покорнейше следую за Вами.

Да. Обычное человеческое селение. Вам нравится?  Не так сильно, как первые холсты? Согласен. Тем более, что рассказывать о нем особенно нечего – все самое обыкновенное. Как-то обыденно и ничего такого, что восхищало бы или вдохновляло на… Почему все же висит здесь? Ну, знаете ли, немало людей имеют склонность и привязанность к самым прозаичным и обыденным вещам. Иногда эти привязанности так сильны и велики, что заполняют собой почти всю жизнь такого человека целиком. Многим, очень многим постояльцам именно эта картина по душе. Видите, даже получилось так, что она висит практически в центре других, как раз напротив входа в коридор. Случайность? Как знать, как знать.

…Что Вы сказали? Нет, я не прячусь от Вас. Но Вы абсолютно правы, сейчас незачем стараться быть простоватым прислужником. Что ж, с большим удовольствием, продолжу свои рассуждения. Спасибо, что помогли освободиться от этой маски, хоть я уже так сросся с ней …

Итак, дальше две небольших работы – одна над другой. Уверен, что авторы разные. Почему вместе? Извольте, объясню. Как я это понял. Вот здесь Вы видите роскошный водопад: разбивающаяся в искры вода рождает необъяснимое чудо – радугу. Все возможные в природе цвета в идеальном нерукотворном сочетании. А вот тут – весенний луг. Те же изобилия цвета, но уже в живых созданиях – миллионах крошечных растений. Да, это прекрасно. Попав когда-то в первый в своей жизни храм, я легко научился восхищаться чудесными иконами и огромными куполами – настолько мастерски они были созданы. Мне незачем было видеть что-то еще сверх этого. Я был вполне счастлив тем, что видел и не хотел искать большего. Но когда пришло время покинуть гостеприимные стены, я заметил цветы, горы, облака – эти столь же прекрасные творения. И с тех пор я часто прихожу в восторг от самых простых вещей, которые вижу – я просто влюблен во все, что меня окружает.

Предпоследняя картина. Господин Крыс уверен, что это город. Возможно. Мне хотелось бы побыть птицей, чтобы убедиться в том, что с высоты город может выглядеть именно так. Очень уж много неестественности в этих линиях, надуманности, внутренней напряженности и какой-то неустойчивости. Если это действительно город, то интересно, как он выглядит в деталях вблизи, с поверхности. И что за люди его населяют. Чем занимаются. Вероятно, в нем вполне мог бы жить тот господин, долго ожидавший Вас, с которым Вы разминулись. Почему я так решил? Он, простите мне мою невежливость, несколько странноват. Это не является недостатком, просто он не совсем уместен в нашем привычном мире. Больше всего он походит на путешественника, который везде ненадолго. Да, благодарю Вас. Странник. Более точное слово. В нем сквозит такая же нездешнесть, как и в этом городе, видном с высоты птичьего полета. Именно странник.

И самая последняя картина. Мне очень нравится. Идея самого господина Крыса. А? Ничего не нарисовано. Вот именно. Это важно. Не пустая рама, а холст, на котором ничего не нарисовано. Пока не нарисовано? Нет, я уверен, что всегда будет пока. Финал пути, чья-то единственная цель не обязательно должны выставляться на всеобщее обозрение. Вот именно, мы все достаточно разные, чтобы не идти след в след к одному и тому же.

Вы спрашиваете, какая из этих картин мне нравится более других? Озадачили же Вы меня… Я их все люблю. Будь я художником, я бы создал такое полотно, в котором были бы все картины, висящие перед нами. И те, которые столь же замечательны, но находятся далеко-далеко от нашей таверны. И непременно те, которых ни Вы, ни я не увидим в своей жизни. Вот так. Хотя ведь, картины – они всего лишь картины: холст, краски, годы учебы, труда, бессонные ночи и, наконец, чье-то вдохновение. Всю нашу великую пустыню я склонен видеть как такую же замечательную картину. Особенно во время прихода Янтарных сумерек. Я что еще хочу сказать: почему, к примеру, охотно осевши в любом из монастырей, в коих я прожил немало времени, я все же оставлял их один за другим?

Вот почему. Адепты какой-либо философии обретают свой единственный путь и достигают невиданных высот, поднимаясь к вершинам духа. Приспешники одного из тайных учений постигают тайны бытия, руководствуясь совершенно иной идеей. Сторонники той или другой религии обретают смысл жизни, используя известные только им молитвы и ритуалы. Каждый из множества путей верен, ибо встретившись вместе, основатели религий не станут спорить между собой, кто из них более прав. Но, выбрав когда-то для себя путь, необходимо понимать, что отныне он для тебя становится единственным. Нельзя идти одновременно двумя дорогами, нельзя одновременно быть в двух разных местах. Начав движение в одном направлении, ты теряешь множество других путей. А это не по мне. По этой же причине Вы не сможете сказать, кто я таков: прислужник, заблудившийся философ или художник. Я хотел бы быть всем. Но став кем-то одним, я уже не стану множеством других.

Я знал, что Вы не пожелаете остаться. Позвольте провести Вас к выходу.
            Счастливой дороги.

  

Принцесса шагала от таверны «У Крыса» к горизонту легкой свободной походкой. Сегодня, как это не раз бывало, ей казалось, что она слишком медленно движется к своей цели. Непростительно медленно. Невыносимо. Не ускоряя шагов, она разглядывала проплывающие мимо нее миры: низкое раскаленное солнце над оплавленными песками сменялось рассветной лазурью мягких океанских прибоев, пронизывающий ветер искрящихся снегом горных склонов уступал место влажной болотной затхлости, наполненной комариным звоном. Шаг – и шум селений сменялся гулом водопадов, другой – и резкий запах цветущих луговых трав уступал пыли неизвестных городов.

Еще несколько минут пути – и близок родной дом. Еще несколько долгих минут…

   

Неожиданный эпилог

 Молодой хромоногий прислужник последним оставался в гостиной зале. Проходя между опустевшими столами, он убирал посуду с остатками еды и питья, вытирал дубовые столешницы, старательно счищая скребком оплывший воск зеленых свечей. Под одобрительное хмыканье Крыса он выметал все, что было набросано посетителями за день на каменный пол, и они вместе выходили во двор. Крыс не спеша взбирался на одну из ближайших песчаных дюн или заходил немного дальше в остывающую пустыню, а прислужнику еще нужно было наносить со двора воды, чтобы окончить уборку и приготовить помещение к новому дню. Как обычно, изрядно повозившись, он все же успевал вымыть комнату до возвращения хозяина и ожидал его, сидя перед единственной горевшей свечой, глядя куда-то в сумрак сквозь верхушку пламени. Когда Крыс, наконец, возвращался, хромоножка провожал его до двери хозяйских покоев, желал доброй ночи и задувал последнюю в таверне свечу. Перед тем как самому отправиться спать, он отчего-то легко вздыхал и в полной темноте неслышно щелкал пальцами левой руки. Тогда снаружи в бездонном коричневатом небе закрывалось и, на миг затуманившись, исчезало Око Творца.

Янтарные Сумерки заканчивались. Картины в галерее меняли свой лик.